Рецензия на «Звуковые ландшафты»
Акустический перформанс в четырех частях «Звуковые ландшафты» создан известным музыкантом Петром Айду и его командой — лабораторией (теоретик программы — исследователь саунд-арта, преподаватель МГУ Константин Дудаков-Кашуро, участвуют более двадцати исполнителей: музыкантов, артистов, солистов хора театра «Школа драматического искусства»). Старт проекту был дан в конце марта в бывшем Театре Анатолия Васильева, ныне — Школе драматического искусства на Сретенке.
Это не первый опыт обращения Петра Айду и его Музыкальной лаборатории к жанру саунд-арт. Однако на сей раз — самый грандиозный. В подготовке саунд-скейпа задействованы различные звуковые аппараты конструкций разных времен: В. А. Попова, Г. С. Волынца, Александра Старкова (FlosFlorum), Святослава Пономарева. В отсутствие музыкантов все эти барабаны, листы железа, ступы, резонаторы, машины ветра и дождя создавали на сцене зала «Манеж» чудесную по своим визуальным качествам инсталляцию. По строгости, колористической и ритмической выдержанности композиция сцены напомнила не только объекты русского авангарда, но и идеальные ведуты Высокого Ренессанса: эпохи Пьеро делла Франчески, Браманте. Спустя некоторое время в этот город таинственных механизмов вошли исполнители в строгих черных одеждах. Четко, ритмично заняли свои места и ландшафты зазвучали.
Первая часть — пробуждение природы и гроза в жаркий день. Издаваемые разными приспособлениями звуки ширятся, множатся, расщепляются, погружая тебя в картину невиданной красоты. Строжайшая дисциплина, конструктивная геология формы и преломление света, цвета благодаря тончайшим и точно положенным лессировкам отсылают к живописи пейзажей Беллини, Мантеньи и наших Венецианова с Васильевым и Левитаном. Звуковой ландшафт мощно втягивает тебя в себя, устраняет живописную дистанцию. Дает почувствовать цвет, вкус, запах и обязывает все самостоятельно достроить. Максимально включить творческое воображение. Вот это обязательное участие творческих сил зрителей — новое, что подарил в общении с искусством саунд-арт.
Эта фреска сменяется фреской-оммажем в честь знаменитой «Симфонии гудков» Арсения Авраамова и позднеавангардных шумовых опытов в Московском художественном театре, связанных с деятельностью Владимира Попова. Второй саунд-скейп имеет название «Индустриализация». Как и в «Симфонии гудков» начала 1920-х годов, открывают картину звуки, ассоциирующиеся с голосом органа. Затем они движутся в железном ритме всевозможных кляцающих и лязгающих машин-вертушек, в парах заводских труб, в дрожании пластин железа, барабанной дроби и, наконец, шуме приближающегося со свистом поезда, ослепляющего зрителя вспышками огней. Вспомним, что Арсений Авраамов свою «Симфонию гудков» тоже начинал со звуков гигантского органа: «Артистом 1-й Студии Московского Художественного Академического Театра А. А. Гейротом разработан проект гигантского органа, звучность которого, достигающая необычайной силы, может распространяться на несколько вёрст в окружности. Орган устанавливается на одном из крупных заводов и приводится в действие путём использования паровой энергии котлов, при которых сооружается специальная система отводных труб, заканчивающихся фабричными свистками, гудками и сиренами соответствующей силы и лада. Электрическая клавиатура может быть установлена в центре города. Автор проекта называет своё изобретение „Органом труда“…» Исполнявшаяся в 1922 году в Баку и год спустя в Москве «Симфония гудков» Арсения Авраамова вводила в состав моторы гидропланов, гудки заводов, кораблей, фабрик, паровозов, 50 паровозных свистков. Группой ударных были две артиллерийских батареи. Дирижер управлял «оркестром» с помощью сигнальных флажков, стоя на специальной вышке.
Потрясающе тонко и точно эта, «авраамовская» часть второго саунд-скейпа сменилась другой, — придуманной в лаборатории Владимира Попова звуковой инсталляцией «поезд». Владимир Попов — один из главных для команды Айду и Дудакова гуру. Работая в МХТ в начале 1930-х, В. А. Попов изобрел со своей «шумовой бригадой» свыше 200 акустических приборов для оформления спектаклей и звукового кино. Большая часть этих приборов была реконструирована в 2012 году Музыкальной лабораторией Петра Айду в рамках проекта «РеКонструкция Шума». Тот проект, как и «Звуковые ландшафты», поддержал Политехнический музей (другим меценатом «Звуковых ландшафтов» стал ОАО «Алмазный мир»). Свои звуковые машины Владимир Попов описал в книге «Звуковое оформление спектакля». Звук приближающегося поезда — любимый хит «шумовиков» и в позднем авангарде, и в лаборатории Айду. Чтобы не быть голословным, приведу полностью механику создания акустической картины. Текст взят из статьи 1932 года Бориса Ласкина «Большевики записывают поезд»: «Метровый кусок листового железа, сложенный пополам, лежит на ковре. По железу ритмично ударяют стыками, подобием ступ, с обитыми войлоком концами. Это — колеса. На полу — пустой фанерный ящик, плоский, напоминающий папиросный коробок. Он стоит на одной из узких граней. Это — резонатор. На одной из широких граней — полоска плотно натянутой металлической сетки. Трение травяной щетки по сетке резонатора дает изумительный „пар“. Воздушный нагнетатель втягивает воздух по шлангу посылает его в замкнутую трубу с отверстиями и кранами для гудков. Гудки очень многотонны и многотипны. Хорошо высушенный плоский барабан с колотушками дает гул. Так делают поезд». Конечно, технические средства нового поколения несколько отличаются в деталях, но общая основа сохранилась. В целом же, «Индустриализация» тоже позволяет и акустически, и зрительно войти в картину Дейнеки, например, и активно в ней жить, достраивая своим творческим воображением. Тщась быть художником.
В третьем ландшафте главенствовали ветры и мягкий шум морского прибоя. Длинные качели, в закрытых пеналах которых туда-сюда как будто бы ссыпается крупа, наклоняются вправо — влево с такой неумолимой последовательной логикой, что понимаешь, — вот так рассчитывается вселенская гармония мира. На весах астрономических. И звучащего вещества. Звуки обволакивают и погружают в медитацию.
Разительным контрастом оказывается завершающая часть — Dies Irae, Судный день, День гнева. Начинается все с пробуждения идолов войны. Актеры колотят по металлическим, слепящим отражающим светом квадратным почти пластинам и возникает впечатление, что на гладких поверхностях пластин проявляются оскаленные гримасы древних идолов, что пластины превращаются в головы танцующих языческих злых божков. И далее — трубные гласы. И далее — барабанная дробь, до микрона высчитанная какофония звуков битвы с участием боевой техники, свистящих мечей и сабель. Кульминация — звон блестящей, падающей с балконов металлической мелочи. Словно напоминание, что любая война извлечена в мир алчностью, а в День гнева драгоценный металл станет прахом. Далее — тишина… И снова щебет птиц. Пробуждение природы.
Четвертая часть по своей филигранной конструктивной проработке того материала, что по определению деструктивен и гибелен для формы, снова заставила вспомнить великих мастеров Возрождения. В частности, картоны на темы битв Микеланджело, Леонардо и картины Паоло Учелло.
Если же говорить о масштабе всего саунд-скейпа «Звуковые ландшафты», то для меня он сравним с видеоартом Билла Виолы: по грандиозности, искренности, сложном разговоре с историей искусства и необходимости личного сострадания и участия.
Сергей Хачатуров
Фото — Наталия Чебан