Сонеты Шекспира

Мы на год заперлись в своей квартире и сочиняли спектакль. Утром открывали занавески, вечером закрывали. Мы вынесли всю мебель из квартиры, чтобы была какая-то площадка. Чтобы создать иллюзию, что ходим на работу, мы ходили вокруг дома и возвращались обратно. Наверное, это было самое счастливое время. В нашем первоначальном проекте были монологи разных женских персонажей Шекспира: леди Макбет, Офелии, Джульетты.

А когда попробовали показать результат, оказалось, что, кроме Анатолия Васильева, нас никто слушать не хочет. Нам говорили, «Как вы смеете! Что вы сделали с Джульеттой?!» Зрителю было сложно понять. «Как это возможно?! Практически обнаженная Джульетта! Джульетта без одежды! Джульетта не может выражать свою любовь гортанным криком и низким голосом!»

Мы показали спектакль Васильеву, и он предложил нам взять за текстовую основу сонеты Шекспира как более абстрактное повествование. Он дал нам идею живого музыканта, который играет в спектакле. Также Васильев привнес идею полностью обнаженного тела. Сначала ведь я работала в спектакле полуобнаженная, а Васильев сказал режиссеру: «Ну и что она у тебя в трусах?.. Ты же о чем-то говоришь? Так и скажи это до конца». И я согласилась. Полное обнажение тела оказалось завершающим штрихом полного обнажения души.

Самое трудное для меня в этом спектакле — переломить мнение, с которым люди приходят на спектакль. Моя актерская задача — не идти на поводу у зрителя, но ясно высказать свой взгляд, свое видение темы, и выразить ее теми средствами, которые были отобраны мною и режиссером во время репетиций. Очень часто зритель с этим не согласен. Язык спектакля провокативный, раздражающий. У многих зрителей сначала возникает отрицательная реакция. Но проходит половина спектакля, барьеры восприятия рушатся, и зритель постепенно начинает понимать меня, становится способным воспринять то, что я передаю.

Наш спектакль — это такое путешествие. Мы стремимся вместе со зрителем выйти в другое пространство, в котором нет человеческих законов. И тогда там какое-то время мы отдыхаем. От мнений, от борьбы, от споров, от противоречий. Там уже спорить не с чем, там остается одна любовь. Весь спектакль был спор: смерть и любовь. На этом противодействии строится все повествование. Когда мы уже закон смерти победили, остается только любовь. В конце спектакля я просто лежу. Лежит абсолютно обнаженная женщина, почти ничего не делает, просто долго лежит и смотрит в зал. И улыбается.