Менестрели, символизм и бретонский фолк — это моя тема
Мистическое «раздетое» фортепиано, кельтские мотивы и концертное звучание ансамбля необычных инструментов — таков музыкальный облик спектакля «Роза и крест» режиссёра Александра Пономарёва, премьера которого состоится уже в декабре.
О том, как этот облик был создан, рассказывает музыкант Михаил Смирнов.
— Михаил, вы играете фолк-рок, пишете музыку для кино и записываетесь вместе с вашим отцом, известным гитаристом Иваном Смирновым. Расскажите, пожалуйста, немного о вашей музыке.
— Я музыкант, получил классическое образование. Когда у моего отца, известного гитариста Ивана Смирнова, началась сольная карьера, то он меня взял в соратники. С тех пор я погрузился в современную инструментальную музыку и там и нахожусь. Работаю для сериалов и кино, хотя это редко можно назвать полноценной музыкой. Поэтому у меня есть такая отдушина — группа Art Ceilidh (Михаил произносит это слово как «Арткелья» — прим. ред.). Мы играем фолк-рок. Там я пою, играю на аккордеоне и пишу тексты на английском языке.
— А какими инструментами владеете?
— Благодаря отцу, мне пришлось поиграть на многих инструментах — потому что он просил меня издавать разные звуки. Он говорит, зачем нам много народу брать в коллектив? Если ты клавишник, то можешь играть на аккордеоне. А потом, многие клавишники и пианисты — им совершенно не чужды ударные инструменты. Рояль универсален, это король инструментов, но он еще и «ударный» в определённом смысле. Поэтому я часто работаю как перкуссионист.
— А не могли бы вы назвать тех музыкантов, с которыми вы сотрудничали?
— Из наших музыкантов я работал с Сергеем Старостиным, с Андреем Котовым, достаточно долго с Ольгой Арефьевой, со многими другими. В прошлом году работал с Александром Винницким — он известный гитарист, классик.
Всячески ищу возможности поиграть с западными музыкантами, которые представляют этнику. Их пластика, их понимание музыки, их культура мне ближе, чем русский рок или авторская песня. Сейчас играю с Тоно Алькалде (Tono Alcalde), это фламенко-гитарист. Случилось также поиграть с Тони Левином (Tony Levin). Потом играл с Питером Хэрбертом (Peter Herbert), контрабасистом. С Джефри Ориэмом (Geoffrey Oryema) — это угандийский певец, протеже Питера Гейбриэла.
— Скажите, Михаил, фолк, которым вы занимаетесь — это реконструкция или ваше творчество?
— Это наш авторский материал. Мы, основываясь на фольклоре, делаем свои песни. Так получилось, что фольклор этот — не русский. Я никогда не осмеливался заниматься русским фольклором, прикасаться к нему. Для меня это святая вещь. Пока ещё не дорос, хоть и опыт большой.
А поскольку вырос я в английской и американской рок-музыке, то то, чем мы занимаемся в Art Ceilidh, мне ближе. Я совершенно не стесняюсь быть на месте англопоющего человека, представляющего гэлик-рок или британский фолк-рок, я чувствую себя абсолютно «оттуда».
— А с режиссёром Александром Пономаревым вы работали раньше где-нибудь?
— Мы сделали с ним два радиоспектакля на Радио России — «Король Лир» Шекспира и «Жизнь как сон» Кальдерона. С самого начала нашего знакомства Саша говорил о своей мечте — поставить «Розу и крест». Тем более, что приближался юбилей пьесы.
— Давайте тогда поговорим о ней. Что это будет за музыка? На что вы опирались?
— Для меня очень дорога эта работа. Я — первый композитор, который пишет музыку к этой пьесе. Вообще, тема и атмосфера пьесы и сама фигура Блока — мне очень близки.
Часть действия происходит в Бретани. Эта провинция Франции исторически является кельтской. Мне как-то давно попала пластинка кельтской музыки арфиста Алана Стивела, конца 60-х. Он перевернул всю мою жизнь своей музыкой. Это было для меня и открытием и возвращением домой одновременно. Так я познакомился с бретонской музыкой. И это знакомство мне очень пригодилось при работе над спектаклем, мы как будто совпали по атмосфере, по менестрельной игре, по символизму, по всему… Это моя тема.
— Если более конкретно, как «Роза и крест» зазвучит?
— Пьеса сама по себе музыкальная. Центральный мотив — песня Радость-Страдание. И есть тексты песен, написанные Блоком. Не знаю, представлял ли он себе какую-то музыку. Партитуры первой несостоявшейся постановки до нас не дошли. Поэтому при написании песен брался ритм стихотворения. Конечно, понимая, что это Бретань, я пытался поднять в себе всё, что я на эту тему знаю — с плохо скрываемым удовольствием.
Как основной инструмент я использую «мистическое» фортепиано. Оно звучит как арфа — для этого его нужно «раздеть» и озвучить определённым образом. Всё-таки это Блок, это символизм и Серебрянный век — поэтому фортепиано. Оно ведет основную мистическую линию Изоры. Её песня, кстати, принадлежит немного другому фолку — это древняя андалузская, испанская песня «ЛамА бада». Это не ламбада, она считается одной из первых песен, на которых базируется фламенко.
— Что можно будет услышать, кроме этого загадчного фортепиано и волынки?
— Обязательно будет лютня, гитарон, барочная гитара — это всё на Олеге Бойко, моём соратнике. Еще большой набор перкуссии — всякие барабаны, оупен драмы и прочее. Также играет струнный ансамбль.
— Расскажите об участии Олега Бойко, пожалуйста.
— Это один из самых интересных лютнистов в России… В этом спектакле есть придворные сцены и было бы здорово их оформить придворной музыкой почти того времени. Её и сделал Олег. Моя музыка достаточно современна, а его — исторически оправдана.
— Как удалось освоить зал «Манеж» в плане звука, акустики?
— Пока никак!… (смеется). Нам еще предстоит эта работа. Мы весьма волнуемся на эту тему. Конечно, те спектакли, которые мы смотрели и слушали дают представление о том, с чем мы будем иметь дело. Я пока не знаю, надо ли нам будет использовать какие-то обработки или подзвучки. Зал идеально звучит, но мне хотелось бы местами создать искусственное пространство — лютня, фортепиано должны звучать концертно, с электроакустической подзвучкой. Чтобы это производило впечатление концерта. Потому что эта музыка — настоящий, полноценный саундтрек к спектаклю, который может существовать и самостоятельно.
Беседовал Александр Кондратенко