Интервью с Людмилой Дребневой
Перед своим юбилеем 8 октября Людмила Дребнева, актриса театра, исполнившая множество замечательных ролей на сцене и в кино, рассказывает о своём актерском опыте, работе с Васильевым и любви к Цветаевой, в один день с которой она родилась.
— Есть ли какие-то вещи, которые сформировали вас как актрису?
— Мне кажется, что актрису сформировать до конца невозможно. Если она действительно актриса — я не говорю о людях просто с дипломами. Это бесконечный процесс. Я все время буду думать, правильно я сыграла или не правильно. Как бы я сейчас сыграла ту или иную роль, со своим сегодняшним пониманием и опытом.
Например, я играла в театре Моссовета в спектакле «Живой труп» цыганку Машу с народным артистом Леонидом Марковым, и тогда было много хвалебных статей. И вдруг недавно я увидела запись спектакля, она была сделана для телевидения. Да, там было обаяние молодости, я неплохо пела цыганские песни — и всё. Сейчас бы я совершенно иначе сыграла, понимаете? Я могу так сказать и обо всем. Не потому, что у меня такая завышенная планка.. просто сейчас уже понимаешь какие-то иные вещи.
Молодость — да, она чем-то хороша, но в молодости я ужасно страдала, слишком много страстей, много желаний. Я рада своему внутреннему возрасту — с тем опытом, который приобрела.
— Была какая-то роль, которая оставила наибольший след?
— Анатолий Васильев поставил «Дон Гуан мертв» — я пела дону Анну. Недавно я ушла из спектакля, потому что у меня каждый раз разрывалось сердце. Я очень любила эту партию и наши сцены с Кириллом Гребенщиковым и Игорем Яцко были очень сильные. Они были сильные, потому что это — Васильев. Мы долго работали и с моим концертмейстером, и с педагогом по вокалу. Эта партия рождалась трудно, зато потом она летела. Но однажды я подумала, что с этого стульчика когда-нибудь упаду в обморок, пожалела себя в какой-то момент. Вообще я считаю, что вовремя надо уходить. Средненько исполнять эту роль нельзя — не у Васильева, не в этой режиссуре, не с таким разбором, который там заложен. А снизить обороты я уже не могла. И тогда я сказала «Господа, достаточно» — вот так я смалодушничала.
— Когда вы бываете удовлетворены своей работой?
— Ориентироваться на похвалу — это очень опасный путь. Хотя для актера всегда нужен взгляд со стороны, потому что иногда мы думаем, что когда мы плачем на сцене, как бы купаемся в слезах, значит, мы живем, значит, это интересно. А зрительный зал думает «Да что ж такое, ну надоело, ну невозможно».
Я бываю удовлетворена, когда управляю процессом и слышу отклик зала — не режиссерские замечания, хотя я очень доверяю режиссеру — но отклик зала. И если это взаимодействие я протянула до конца спектакля — тогда, думаю, это хорошо.
— Вы сказали об управлении… Не могли бы Вы немного подробнее рассказать, что это значит в актерской технике?
— Мы уже давно занимаемся игровыми структурами. Здесь важно соединение эмоции и интеллекта. Как можно с холодным носом управлять на сцене? Должен быть азарт. Но должны и очень хорошо работать мозги: ты хорошо знаешь следующий ход и его готовишь… Есть такая зона психологической обманки, ты в неё заходишь и вдруг выруливаешь опять на стратегическую линию. И ведешь, и управляешь. Только в соединении эмоции и интеллекта может получиться управление. Без головы делать нечего. Всегда видно, сколько книг актер прочитал. Особенно в сериалах — там крупный план, по глазам, по тому, какая речь, я всегда вижу, когда актер кроме букваря ничего не читал. И на сцене всё это видно. Глупому актеру, особенно в игровых структурах, делать нечего. В психологическом театре можно обойтись чувствами, так как там понять — это значит почувствовать. Чувствуем мы все прекрасно, но этого мало… Это интересно на пять минут.
— Вам довелось работать со многими блистательными артистами, такими как Виталий Соломин, Александр Абдулов, Леонид Марков. Кто из них был для Вас ориентиром, источником вдохновения?
— Сейчас я вновь работаю с Сергеем Юрским и Наташей Теняковой в спектакле «Полеты с ангелом» в театре Ермоловой. И нельзя передать, настолько я ценю Сергея Юрьевича — это моя любовь. Юрский — потрясающий интеллектуал и виртуоз, он выстраивает роли, прежде всего, от интеллекта. Это артист высшего уровня и высшей категории. А Наташенька — просто моя любимая актриса.
Если быть откровенной, то источником вдохновения был, безусловно, Леонид Марков. В нем столько сердца, столько переживаний, столько раздумий… Это такая глыба! Мы с ним играли несколько спектаклей, например «Живой труп», «Егор Булычев и другие». Он взял меня под крыло, и мы с ним очень дружили. Марков мне чем-то напоминал моего отца по внутреннему содержанию. Хотя он такой человек без берегов, как всякий русский. При таком чувствительном сердце, он никогда не был в театре откровенным. Очень многое носил в себе. И ему надо было себя гасить. Особенно, когда не было работы — на него смотреть было невозможно: этот огромный человек становился как ребенок с потухшими голубыми глазами. Он, безусловно, был для меня источником вдохновения.
— Вы пришли к Анатолию Васильеву сложившейся и успешной актрисой. Что было нового в работе с Анатолием Александровичем?
— Не могу сказать, что я была сложившейся актрисой. К тому моменту, когда я к нему пришла, я проработала в театре всего десять лет.
С Васильевым новым было абсолютно всё. Хотя, придя работать к Анатолию Александровичу, я ни на секунду не вычеркнула в себе ни Щукинское училище, ни театр Моссовета. Поэтому мы много с ним спорили. Порой мне даже удавалось убедить его в чём-то — я понимала это по случайным, оброненным словам…
Дело в том, что его тренинги, на которых был построен театр, исключали личность актера. Для меня это невозможно. Анатолий Васильев говорил, что мы должны стать «адептами». Значит нужно жить в монастырях и вообще не возвращаться к себе в квартиру. Как иначе тогда ты можешь быть абсолютным адептом?
Во многом мы с Васильевым не могли сойтись, и я ушла из театра. Вернулась в театр Моссовета, сыграла там «Серебряный век», потрясающий спектакль. Потом я ушла к Генриэтте Яновской, Каме Гинкасу. Анатолий Александрович мне говорил «Людмила, ну хватит уже, погуляла по театрам, давай, возвращайся — я поставлю „Каменный гость“». И тогда я вернулась.
Васильев — это целая вселенная. Потрясающий мастер, режиссер, педагог. И до его исследований, до его работы ещё надо доползти. Но это теория, а театр — это то, что нужно сейчас, это практика. Я — актриса и я выбираю практику.
— Сегодня вы ведущая актриса «Школы драматического искусства». В ближайшие дни состоится 100-й спектакль по пьесе Марины Цветаевой «Каменный ангел», где Вы исполняете одну из главных ролей. Вы родились в один день с великой поэтессой. Вы чувствуете особую связь с ней?
— Вы знаете… Я её настолько люблю, что никогда не позволю себе сказать, что чувствую. Никогда! Безусловно, мы можем проживать какие-то схожие вещи и чисто по-женски чувствовать себя порой также глубоко несчастными или так же высоко окрыленными, тем более, если ты занимаешься искусством. Но я никогда этого не скажу, я себе язык отрежу. Настолько я её люблю.
— Сейчас уже идут репетиции нового спектакля Игоря Яцко «Вишневый сад». Нас ожидает экспериментальная работа?
— Вы правильно сказали, что это эксперимент. Хотя, я считаю себя очень традиционной актрисой, несмотря на то, что прошла школу Васильева. Я отношусь к классике и к любимым классикам, как к своей собственности — не троньте! не надо так! Но когда меня убеждают в необходимости эксперимента, необычного подхода, я соглашаюсь с видением режиссера. Игорь — очень тонкий человек, и я ему доверяю. Для меня, Чехов — очень ироничный и очень глубокий, знающий женскую душу, как ни один из авторов. Просто почитайте его произведения, где есть женщины. Он одним словом, одной репликой может вам дать всю женщину. Для меня, эта вещь — очень исповедальная, но я же актриса, и в спектакле всё равно буду играть Раневскую, а не себя, Людмилу Дребневу…
— Что в этой работе важно лично для Вас?
— Одна особая реплика есть в роли Раневской… В нескольких местах пьесы Любовь Андреевна говорит о матери. Для меня это очень важная тема — хотя, можно сказать, что я даже боюсь этой реплики…
В финале, когда герои покидают дом, Любовь Андреевна говорит: «В последний раз взглянуть на стены, на окна… По этой комнате любила ходить покойная мать…». Затем далекий голос Ани за кулисами зовет: «Мама!». И я отвечаю «Мы идём». Я решила, что эту реплику буду говорить не Ане в ответ, а покойной матери — туда, в иной мир. И зритель может понять это как угодно. Вот, я открыла вам то, что я всегда буду делать в этом спектакле. Эти мои слова будут только туда.
— Как вы настраиваетесь на роль?
— Каждый вечер, когда я выхожу на сцену, то что-нибудь поправляю, изменяю. Я сегодня проснулась такой, именно с этим настроением, ощущением, а сегодня вечером у меня спектакль. Врать зрителям бесполезно… Зрители совсем не дураки. Наш контакт происходит на уровне энергетического посыла, на уровне открытия себя. Поэтому, я прихожу такая, какая есть. И нужно обработать себя в нужном русле для выхода на сцену. Этим и интересна наша профессия, но это и очень трудно.
Беседовал Александр Кондратенко
Фотографии из личного архива Людмилы Дребневой
и фотографии Наталии Чебан